Состояние нейроэндокринной регуляции при ранениях

Обновлено: 08.05.2024

Кафедра неврологии лечебного факультета им. проф. В.П. Первушина Пермской государственной медицинской академии им. акад. Е.А. Вагнера

Роль нейромедиаторов и цитокинов в патогенезе острой черепно-мозговой травмы

Журнал: Журнал «Вопросы нейрохирургии» имени Н.Н. Бурденко. 2013;77(6): 22‑27

Селянина Н.В., Каракулова Ю.В., Ерошина О.А. Роль нейромедиаторов и цитокинов в патогенезе острой черепно-мозговой травмы. Журнал «Вопросы нейрохирургии» имени Н.Н. Бурденко. 2013;77(6):22‑27.
Selianina NV, Karakulova IuV, Eroshina OA. The role of neuromediators and cytokines in the pathogenesis of acute traumatic brain injury. Zhurnal Voprosy Neirokhirurgii Imeni N.N. Burdenko. 2013;77(6):22‑27. (In Russ., In Engl.).

Цель исследования - изучение содержания серотонина в сыворотке крови и сопоставление полученных результатов с воспалительными маркерами у больных в остром периоде черепно-мозговой травмы. Материал и методы. Обследованы 72 больных с черепно-мозговой травмой легкой и средней степени тяжести, у которых определяли цитокиновый, серотониновый, психовегетативный статус. Выявлено повышение содержания серотонина в зависимости от степени тяжести травмы, коррелирующее с уровнем противовоспалительных цитокиновых маркеров. Определение содержания серотонина в сыворотке крови может служить дифференциальным методом диагностики сотрясения и ушиба головного мозга.

Травма головного мозга приводит к развитию сложного патофизиологического комплекса реакций, включающих первичное и вторичное повреждение вещества головного мозга, в том числе процессы воспаления, гипоксии, некроза и апоптоза, нарушение синаптической пластичности и функциональной активности нейронов. При черепно-мозговой травме (ЧМТ) у пациентов развиваются одновременно деструктивные и репаративные процессы в структурах центральной нервной системы (ЦНС), затрагивающие прежде всего нейроны и глию [1, 2]. Воспалительный ответ, возникающий на первичное структурное изменение мозга, сопровождается высвобождением большого числа регуляторных пептидов: цитокинов (провоспалительного и противовоспалительного характера), нитроксида, протеаз, эйкозаноидов, лизоцима и др. [3]. Цитокины синтезируются активированной макро- и микроглией, поврежденным эндотелием сосудов, а также клетками иммунной системы, мобилизованными из общей циркуляции к очагу повреждения и в соседние с ним области вследствие изменения проницаемости гематоэнцефалического барьера [3—5]. Действие цитокинов тесно связано с физиологическими и патофизиологическими реакциями организма. При этом происходит модуляция как локальных, так и системных механизмов защиты. Одной из важнейших функций системы цитокинов является обеспечение согласованного действия иммунной, эндокринной и нервной системы в ответ на стресс, каковым является ЧМТ. Существенным звеном в реакции мозга на повреждение является изменение метаболизма нейромедиаторов, в том числе серотонина. Нейротрансмиттерные механизмы принимают участие в процессах как формирования, так и разрешения травматического повреждения мозга [2, 6, 7]. Нарушение метаболизма нейромедиаторов — важнейшая особенность патогенеза ЧМТ. Серотонин является одним из основных медиаторов стресслимитирующей системы [8], и оценка изменений его содержания может иметь важное значение в клинической практике. Серотонин обладает широким спектром действия в организме человека, начиная с ранних этапов внутриутробного развития.

В экспериментальных работах показано негативное влияние дефицита серотонина на нервную ткань в критические периоды внутриутробного развития ЦНС [9]. Высказано предположение, что при антенатальной гипоксии замедляется врастание серотонинергических волокон в гиппокамп и кору головного мозга, усиливается дегенерация серотонинергических аксонов и нарушается баланс биогенных аминов в мозге плода и новорожденного ребенка [10]. Экспериментальные работы А.А. Ткаченко [11] выявили, что содержание серотонина в сыворотке крови более лабильно, отличается высокой скоростью реагирования на различные виды воздействий. F. Artigas [12] рассматривает содержание серотонина в плазме периферической крови в качестве показателя, отражающего в определенном смысле концентрацию серотонина во внеклеточном пространстве головного мозга (включая синаптическое). Имеются данные об участии серотонинергической системы в регуляции иммуногенеза. Коммуникация между иммунной и нервной системами происходит в двух направлениях [13]. Рецепторы цитокинов имеются в ЦНС; в свою очередь, рецепторы для нейромедиаторов были идентифицированы в лимфоидной ткани. Это обеспечивает взаимодействие нейроэндокринной и иммунной систем. Если в настоящее время следует считать доказанным вовлечение в травматический процесс иммунокомпетентной системы организма [14, 15], то патогенетическая роль серотонина остается до конца не выясненной.

Цель исследования — изучение содержания серотонина в сыворотке крови и сопоставление полученных результатов с воспалительными маркерами у больных в остром периоде ЧМТ.

Материал и методы

Обследованы 72 больных (52 мужчины и 20 женщин) в возрасте от 18 до 62 лет (средний возраст 31,5±13,3 года). Все больные были разделены на три группы в зависимости от степени тяжести полученной закрытой ЧМТ. В 1-ю группу вошли 27 больных с сотрясением головного мозга (СГМ), во 2-ю — 17 с ушибом головного мозга легкой степени тяжести (УГМЛ) и в 3-ю — 28 с ушибом головного мозга средней степени тяжести (УГМС). Группу контроля составили 15 здоровых лиц, не имевших ЧМТ в анамнезе. Группы здоровых и больных были сопоставимы по полу и возрасту.

Всем больным в 1-е сутки от момента ЧМТ (при поступлении в нейротравматологическое отделение) проводились общеклиническое, неврологическое, инструментальное исследования: рентгенография черепа, ЭХО-ЭС, офтальмоскопия, компьютерная томография головного мозга. Для оценки неврологического дефицита были использованы шкала комы Глазго (ШКГ), NIHSS, где каждый неврологический синдром соответствует определенному числу баллов. Для оценки способности к самообслуживанию больных использовался «Индекс независимостей» в сфере повседневной жизни Barthell. У всех обследуемых проводилось психометрическое тестирование с использованием шкалы депрессии Монтгомери—Асберг, госпитальной шкалы тревоги и депрессии, теста Спилбергера—Ханина для определения уровня реактивной и личностной тревожности. Констатация синдрома вегетативной дистонии проводилась по опроснику (субъективная оценка своего состояния) и схеме (объективная оценка признаков вегетативной дисфункции), разработанным в Республиканском центре вегетативной патологии (А.М. Вейн и соавт.). Исследование гуморального серотонина в сыворотке периферической крови и ликворе проводилось методом иммуноферментного твердофазного анализа с использованием набора IBL Serotonin ELISA. Содержание серотонина выражали в нг/мл. Для объективизации выраженности патологических воспалительных процессов применялось иммунологическое исследование содержания фактора некроза опухоли (ФНО) — одного из основных провоспалительных цитокинов и интерлейкина-10 — противовоспалительного цитокина в сыворотке крови и ликворе. Для определения цитокинов использовали твердофазный иммуноферментный метод с помощью тест-систем (ООО «Цитокин», Санкт-Петербург) в соответствии с рекомендациями производителя. Концентрацию цитокинов выражали в пг/мл. Забор крови и ликвора проводили в 1—2-е сутки с момента травмы.

Статистическую обработку результатов проводили при помощи пакета прикладных программ Statistica 6.0 с использованием описательной статистики: определение выборочного среднего (М) и среднего квадратичного отклонения (σ), непараметрических методов (сопоставление независимых групп с использованием критерия Манна—Уитни). Анализ зависимостей осуществляли с помощью рангового коэффициента корреляции (r) Спирмена. При p

Результаты

Больные с ЧМТ предъявляли жалобы, типичные для острого периода ЧМТ, среди которых чаще всего встречались головная боль (82%), утомляемость (69%), головокружение (54%), нарушение сна (35%). При клинико-неврологическом обследовании в большинстве случаев УГМ выявлялись очаговые неврологические и менингеальные синдромы. При исследовании степени сознания по ШКГ выявлено, что уровень сознания у пациентов с УГМ (14,3±1,8 балла) статистически не отличался от такового у больных с СГМ (15,0±0,8 балла). Средний балл по шкале NIHSS составил 2,55±1,88. Уровень статистической значимости различий при оценке неврологического статуса между группой больных с СГМ (0,88±0,8 балла) и группой больных с УГМЛ (3,08±0,9 балла) составил р=0,0001, а между группой больных с УГМЛ и с группой больных УГМС (4,3±1,3 балла) — р=0,009. Степень инвалидизации по шкале Barthell оказалась достоверно (p=0,032) выше у пациентов с УГМЛ (97,5±6,2 балла), чем у больных с СГМ (100 баллов), а у больных с УГМС — 88,46±15,02 балла (р=0,003 по отношению к группе СГМ и р=0,04 по отношению к группе УГМЛ).

По опроснику Спилбергера—Ханина в большинстве случаев регистрировалась умеренная реактивная и легкая личностная тревожность больных. Среднее значение реактивной тревожности составило в группе больных с СГМ 44,7±9,78 балла, с УГМЛ — 45,18±14,12 балла, с УГМС — 47,95±9,64 балла, что значимо (p<0,05) больше, чем в группе контроля (32,5±3,2 балла). Показатели личностной тревожности статистически не отличались (p>0,05) от контрольных (32,7±3,8 балла), а также между группами больных с ЧМТ и составили в группе СГМ 38,74±8,86 балла, УГМЛ — 40,09±9,17 балла и при УГМС — 40,95±10,41 балла. Степень вегетативной дисфункции у больных закрытой ЧМТ по Опроснику и по схеме независимо от степени тяжести не отличалась от показателей контрольной группы и составила в группе больных с СГМ 20,15±14,52 и 22,07±13,09 балла, в группе УГМЛ — 18,83±11,03 и 17,33±11,77 балла, в группе УГМС —15,82±14,21 и 19,45±15,21 балла.

Определение цитокинов в сыворотке крови обнаружило уровень значимости различий содержания интерлейкина-10 у больных с СГМ (6,0±9,9 пг/мл) и УГМС (0,4±1,7 пг/мл; р=0,03). Содержание ФНО в сыворотке крови оказалось статистически достоверно различным (р=0,039) между группами СГМ (5,03±8,72 пг/мл) и УГМС (34,14±24,5 пг/мл). Содержание интерлейкина-10 в ликворе колебалось от 0,0 до 6,3 пг/мл, составив в среднем 2,37±1,2 пг/мл. Среднее количество ФНО в ликворе составило 50,8±17,4 пг/мл. Статистически значимых различий цитокинового профиля ликвора в зависимости от степени тяжести УГМ не обнаружено. Выявлена линейная корреляционная зависимость балльной оценки неврологического статуса и содержания интерлейкина-10 (r=–0,36; p=0,04) и ФНО (r=–0,41; p=0,02) в сыворотке крови. Указанные данные объективизируют выраженность клинических проявлений в зависимости от степени тяжести закрытой ЧМТ.

Изучение содержания сывороточного серотонина в группах больных с различной степенью тяжести ЧМТ выявило следующие закономерности. Уровень серотонина в сыворотке крови у больных с СГМ составил 148,90±59,57 нг/мл, что не отличается (р>0,05) от показателя контрольной группы (187,2±28,9 нг/мл). Концентрация сывороточного серотонина в группе больных с УГМЛ составила 288,63±57,88 нг/мл, что достоверно (р=0,049) превышает показатель у больных с СГМ и здоровых лиц. В группе больных с УГМС показатель исследуемого нейромедиатора увеличился до 331,81±77,14 нг/мл, что достоверно (р=0,029) выше, чем в группе больных с СГМ (рис. 1).

Рисунок 1. Диаграмма размаха содержания серотонина в сыворотке крови у больных с различной степенью тяжести ЧМТ. Среднее значение содержания серотонина в ликворе оказалось равным 21,4±10,7 нг/мл без значимого уровня различий между группами.

При проведении корреляционного анализа выявилась зависимость содержания серотонина в сыворотке крови от вида закрытой ЧМТ (r=0,35; р=0,02). При усилении степени тяжести ЧМТ содержание серотонина в сыворотке крови увеличивается. Уровень гуморального серотонина у больных в остром периоде ЧМТ не зависел от степени психоэмоциональных и вегетативных нарушений. Содержание серотонина в ликворе имело обратную корреляционную зависимость (r=–0,7; р=0,05) с уровнем ФНО в ликворе (рис. 2),

Рисунок 2. Корреляционная зависимость (r=–0,7; р=0,05) содержания серотонина и уровня ФНО в ликворе у больных с ЧМТ. а концентрация серотонина в сыворотке крови прямо пропорционально (r=0,7; р=0,05) зависела от содержания интерлейкина-10 в спинномозговой жидкости (рис. 3). Рисунок 3. Корреляционная зависимость (r=0,7; р=0,05) содержания серотонина в сыворотке крови и уровня интерлейкина-10 в ликворе у больных с ЧМТ. Выраженность неврологических расстройств в нашем исследовании оказала влияние на показатели шкалы Barthell (r=–0,51; р=0,0002).

У больных в остром периоде закрытой ЧМТ различной степени тяжести (СГМ, УГМЛ и УГМС) не выявляется статистически значимых различий в параметрах психоэмоционального и вегетативного статуса. Психовегетативный синдром в остром периоде ЧМТ может рассматриваться как неспецифическая реакция на травматическое и/или стрессовое воздействие. Содержание цитокинов в сыворотке крови и ликворе отражает неспецифические (универсальные, реактивные) воспалительные процессы, характерные для ЧМТ, зависящие от степени тяжести полученного повреждения: наибольшее количество провоспалительного ФНО в сыворотке крови отмечалось у больных с УГМС. У больных с легкой ЧМТ наблюдались статистически достоверно более высокие показатели противовоспалительного интерлейкина-10. Про- и противовоспалительные цитокины сбалансированно взаимодействуют между собой и закономерно коррелируют с выраженностью неврологических проявлений, объективизируя степень тяжести ЧМТ. Содержание серотонина в сыворотке крови прямо пропорционально зависит от уровня противовоспалительного интерлейкина в ликворе, а содержание серотонина в ликворе находится в отрицательной корреляционной зависимости с уровнем ФНО в спинномозговой жидкости. Показатели содержания серотонина в сыворотке крови могут служить диагностическим маркером степени тяжести ЧМТ и применяться в 1-е сутки после травмы для дифференциальной диагностики СГМ и УГМ. Корреляционный анализ показал, что серотонин у пациентов с УГМ легкой и средней степени тяжести можно рассматривать как медиатор, участвующий в противовоспалительных механизмах защиты головного мозга. Исследование нейротрансмиттера серотонина и профиля цитокинов в остром периоде закрытой ЧМТ представляет теоретический и практический интерес, поскольку позволяет оценить степень повреждения нервной ткани, прогнозировать исход, риск развития воспалительных осложнений и активность репаративных процессов в структурах центральной нервной системы.

Комментарий

В настоящее время общеизвестно, что в патогенезе черепно-мозговой травмы принимают участие все основные нейромедиаторные системы головного мозга. В частности, в остром периоде травмы мозга наблюдается избыточный выброс всех нейромедиаторов, причем наиболее опасным является выброс избыточного количества глутамата, запускающего механизмы эксайтотоксичности. Полученные рядом авторов экспериментальные и клинические данные позволяют предположить, что избыток ацетилхолина, дофамина и серотонина в острый период черепно-мозговой травмы коррелирует с ухудшением исхода. Влияние избытка моноаминергических нейротрансмиттеров на цитотоксические процессы малоизучено. Однако на экспериментальных моделях травмы показано, что повышение содержания серотонина приводит к снижению потребления глюкозы, усилению процессов эксайтотоксичности, а применение большинства агонистов серотониновых рецепторов (за исключением селективных агонистов рецепторов 5HT1А) не улучшает исход травмы. Последнее косвенно свидетельствует в пользу негативной роли избытка серотонина в патогенезе травматической болезни мозга. Избыточное количество нейромедиаторов постепенно снижается в течение первых недель после травмы, однако точные временные рамки этого процесса, тем более при разной-степени тяжести травмы, пока не определены.

Серотонинергическая система, наряду с норадренергической, дофаминергической и холинергической, входит в состав нейромодуляторных систем, которые играют важнейшую роль в процессах адаптивного поведения.

В частности, серотонинергическая система активируется в ответ на стресс или угрожающий стимул. Причем из экспериментальных работ известно, что при невыраженном (контролируемом) стрессе гиперактивация дорсального ядра шва (центра серотонинергической системы в продолговатом мозге) может блокироваться префронтальной корой лобных долей мозга, чего не происходит при выраженном стрессе. С этих позиций выявленная в настоящей работе зависимость между уровнем серотонина в сыворотке крови в остром периоде и тяжестью черепно-мозговой травмы вполне патофизиологически оправдана и представляет не только практический, но и научный интерес. Следует отметить, что, к сожалению, авторами приводится мало сопоставлений результатов своей работы с данными зарубежных исследований.

Немаловажной заслугой авторов является изучение нейроиммунных взаимодействий, что является достаточно сложной и малоизученной проблемой. Известно, что острый стресс сопровождается не только повышением в крови уровня катехоламинов и кортизола, но и выбросом из тромбоцитов серотонина, активацией гуморального иммунитета (Th_II) с увеличением количества В-лимфоцитов и естественных киллеров и повышением уровня интерлейкинов-4—6, 10. В данной работе авторами были получены интересные результаты о корреляции между уровнем серотонина в сыворотке крови и уровнем противовоспалительного интерлейкина-10 в ликворе, а также между уровнем серотонина в ликворе и концентрацией ФНО в ликворе при травме легкой и средней степени тяжести. Выявленные особенности позволяют сделать предположение, что уровень серотонина может отражать выраженность и направленность нейровоспалительной реакции в ответ на травму.

Таким образом, данная работа является современной, затрагивает актуальную и малоизученную проблему нейроиммунных взаимодействий при черепно-мозговой травме различной степени тяжести.

Состояние нейроэндокринной регуляции при ранениях

Иммунная система при ранениях - динамика иммунограммы

Острая кровопотеря, помимо развития циркуляторной гипоксии, приводит к существенному нарушению иммунобиологической реактивности организма, что на фоне массивного инфицирования вследствие повреждений полых органов шеи, груди, живота или просто наличия инфицированной раны способствует развитию гнойно-септических осложнений.

Все это способствует развитию инфекционного процесса, течение которого может быть относительно благоприятным в виде нагноения раны или фатальным — с развернутой картиной сепсиса.

При этом степень поражения иммунной системы после ранения, кровопотери, оперативного вмешательства и интенсивной терапии в послеоперационном периоде зависит не только от факторов риска, но и от состояния иммунной системы пострадавшего до получения травмы и способности организма к адаптации в ответ на агрессию. Ответ на вопрос, насколько «компрометированы» иммунные механизмы у пострадавшего, могут дать результаты исследования параметров, отражающих состояние основных звеньев иммунной системы в первые 3 сут после травмы.

Распределение пострадавших в зависимости от характера ранения и объема кровопотери представлено в таблице.

Распределение пострадавших по локализации ранений и объему кровопотери

X — ранения холодным оружием; О — ранения огнестрельным оружием

Для оценки состояния иммунной системы пострадавших использованы величины, отражающие абсолютные количества лейкоцитов, фагоцитирующих нейтрофилов, активированных нейтрофилов в спонтанном и индуцированном тестах восстановления нитросинего тетразолия (НСТ-тест и Акт. НСТ-тест), Т- и В-лимфоцитов. В сыворотке крови определяли концентрацию иммуноглобулинов IgA, IgG, IgM и содержание циркулирующих иммунных комплексов большого (БЦИК), среднего (СЦИК) и малого (МЦИК) размеров. Для оценки специфического иммунного ответа на бактериальные антигены определяли титры антител к золотистому стафилококку, синегнойной и кишечной палочке, клебсиеллам и протею.

В результате было выявлено, что в целом при огнестрельных ранениях воспалительная реакция лейкоцитарного звена иммунной системы у большинства пострадавших была более выраженной, чем при колото-резаных ранениях аналогичной локализации с сопоставимым объемом учтенной кровопотери.

В среднем у 35% пострадавших с гладким течением посттравматического периода изменения параметров иммунограммы отражали наличие воспалительной реакции в виде умеренного лейкоцитоза, увеличения числа активированных нейтрофилов в кровеносном русле без снижения их бактерицидного потенциала. Имелось только относительное снижение количества лимфоцитов без уменьшения их абсолютного количества и без нарушения соотношения основных популяций клеток, снижение концентрации иммуноглобулинов не более чем на 30% и уменьшение содержания ЦИК преимущественно за счет комплексов больших размеров.

Эти отклонения параметров от границ нормы не требуют специфической иммунной коррекции. Выявление такой иммунограммы у пострадавших в раннем посттравматическом периоде является отражением адекватного иммунного ответа на повреждение. В практическом отношении ориентировочно оценить характер ответа организма на травму и кровопотерю можно по клиническому анализу крови. Умеренное и кратковременное увеличение общего количества лейкоцитов (до 12,0х10 9 /л), сдвиг лейкоформулы влево (до 10% палочкоядерных клеток), относительная, но не абсолютная лимфопения (содержание лимфоцитов не ниже 12%) являются нормальной реакцией.

Изменения величин параметров иммунограммы (а при отсутствии таких возможностей — лейкоцитарной формулы), выходящие за обозначенные пределы, являются основанием к проведению иммунологического исследования и проведения иммунокоррекции с использованием иммунотропных препаратов.

Таким образом, у пациентов с хорошими адаптационными способностями отмечается адекватная стресс-реализующая реакция на повреждающее действие комплекса факторов (ранение, наркоз, оперативное вмешательство, гипоксия) в виде лейкоцитоза, относительной лимфопении, активации кислородного метаболизма нейтрофилов, дефицита сывороточных иммуноглобулинов и снижения ЦИК. При условии, что стрессовое воздействие не было избыточным и не привело к существенным повреждениям и нарушениям в стресс-лимитирующих системах, к началу периода долговременной адаптации большинство параметров иммунограммы или имеют тенденцию к нормализации, или полностью нормализуются.

Особого внимания требуют пациенты, у которых в первые двое суток после операции характер иммунограммы отражает или крайнюю степень депрессии одного или нескольких параметров, или чрезмерную их активацию. «Гиперреактивные» по параметрам нейтрофилов типы иммунограммы часто выявляются у раненых в грудь с минимальными повреждениями (ранение межреберной или внутренней грудной артерии), но с массивной кровопотерей, и у пострадавших с ранением сердца или перикарда. И в том, и в другом случае присутствие в крови чрезмерно высокого количества гранулоцитов, продуцирующих активные метаболиты кислорода и протеазы, а также накопление этих клеток в поврежденных тканях может вести к повреждению этих тканей.

Кроме того, секвестрация нейтрофилов в легких под влиянием медиаторов воспаления (чему способствует проведение искусственной вентиляции легких), массивные гемотрансфузии, микроциркуляторные расстройства — способствуют возникновению острого респираторного дистресс-синдрома.

Наиболее уязвимы пострадавшие с различными иммунными нарушениями, имевшимися до получения травмы, поэтому у них массивная кровопотеря, гипоксия тканей, «паралич» иммунной системы на фоне микроциркуляторных расстройств и оксидантный стресс возникают значительно легче и часто ведут к развитию ещё более глубокой иммунодепрессии, сохраняющейся в течение длительного времени после травмы, что способствует развитию гнойно-септических осложнений.

Накопленный нами опыт свидетельствует о наличии длительно сохраняющейся иммунной недостаточности у пострадавших с ранениями шеи, груди и живота и с массивной кровопотерей. Эта недостаточность часто проявляется неадекватной воспалительной реакцией на повреждение. В то же время следует признать, что отсутствие признаков иммунной недостаточности по лабораторным данным не означает отсутствия проблем, так как реакция клеточного звена иммунной системы на повреждающие воздействия может запаздывать. В этом случае развитие посттравматической лейкоцитарной реакции не сопровождается миграцией лимфоцитов в ткани и центральные органы иммуногенеза, а проявляется лимфоцитозом с одновременной гиперпродукцией нейтрофилами активных метаболитов кислорода и снижением концентрации иммуноглобулинов.

Свой агрессивный потенциал нейтрофилы реализуют, в первую очередь, в легких, оказывая повреждающее действие на легочную паренхиму, тем самым создавая дополнительные условия для развития экссудативного воспалительного процесса, что на фоне инфицирования приводит к пневмонии.

Гипоэргические варианты реагирования иммунной системы всегда прогностически неблагоприятны в плане развития осложнений инфекционного характера.

Видео иммунограмма в норме и при патологии

Редактор: Искандер Милевски. Дата обновления публикации: 18.3.2021

Использование комплекса морфологических методов исследования позволило выявить, что формирование экспериментальной бронхиальной астмы происходит на фоне нарушения адаптивных реакций двух важнейших регуляторных систем: ГГНС и ГГАКС, а именно на фоне разбалансировки процессов продукции и высвобождения нейросекрета в крупноклеточных ядрах гипоталамуса, а также на фоне признаков морфологической редукции коры надпочечников, несмотря на явное усиление активности кортикотропоцитов. Лечение животных в условиях гипобарокамеры приводило к регрессии ультраструктурных признаков повреждения аксонов НСК, наблюдаемых у нелеченных мышей, наблюдалось возрастание функционирования коры надпочечников, что свидетельствует о том, что в условиях гипобаротерапии происходит выраженная активация ГГАКС как в части синтеза гормонов, так и в части их выведения в кровь с последующим усилением стероидогенеза в кортикоцитах надпочечников.

Иммунное воспаление при бронхиальной астме является основным патогенетическим звеном в развитии механизмов бронхиальной обструкции, таких как бронхоспазм, гиперсекреция вязкой слизи и отек слизистой оболочки бронхов. В то же время выраженность воспалительной реакции, ее персистенция и прогрессирование, как и регуляция иммунного гомеостаза в целом, контролируются физиологическими механизмами, реализуемыми сложными нейроиммуноэндокринными связями.

В настоящее время существуют исследования, подтверждающие наличие нарушений нейроэндокринной регуляции, а именно в гипоталамо-гипофизарно-адренокортикальной системе при течении атопической бронхиальной астмы [2, 3, 4, 6, 9]. Более того, по мнению ряда авторов, дисфункция гипофизарно-надпочечниковой системы может носить первичный характер и являться одним из ведущих патогенетическим механизмов в формировании и персистировании хронического аллергического процесса [5, 10].

В связи с перечисленными данными для нас основной целью стало уточнение патогенетических механизмов развития бронхиальной астмы посредством изучения процессов нейроэндокринной регуляции и степени их нарушения при формировании аллергической воспалительной реакции бронхов, а также возможности лечебной коррекции выявленных изменений.

Для реализации поставленной задачи мы использовали экспериментальную животную модель аллергической бронхиальной астмы с последующей светооптической и электронномикроскопической оценкой органов иммунной и бронхолегочной системы, а также гипоталамо-гипофизарной нейросекреторной (ГГНС) и гипоталамо-гипофизарно-адренокортикальной систем (ГГАКС).

В исследование были включены 50 половозрелых особей мышей-самцов линии BALB/c. Животные сенсибилизировались интраперитонеально двукратным введением 10 мкг овальбумина (Sigma), с последующим длительным (с 22 по 45 дни эксперимента) ингаляционным введением аллергена. Часть животных с 22 дня эксперимента получали лечение методом периодической гипобарической гипоксической стимуляции (ПГГС) в условиях экспериментальной барокамеры (вакуумная установка - высотомер №611224). Каждый сеанс состоял из подъема, пребывания на «высоте» 3500 м над уровнем моря (493,2 мм рт. ст) и спуска. Курс лечения состоял из 25 сеансов (21-45 дни эксперимента). Материал подвергался светооптическому, электронномикроскопическому, морфометрическому, иммуноцитохимическому исследованию.

При воспроизведении протокола эксперимента наблюдали морфофункциональные нарушения, свойственные бронхиальной астме: персистирующее воспаление в стенке внутрилегочных бронхов, характеризующееся инфильтрацией слизистой и подслизистой оболочек эозинофилами, тучными клетками, макрофагами, лимфоцитами, плазматическими клетками (рис. 1). Кроме того, мы наблюдали содружественную реактивность центральных и периферических органов иммуногенеза, проявляющуюся в лимфоретикулярной гиперплазии и плазмоцитарно-макрофагальной трансформации лимфатических узлов, тимуса и селезенки.

Рис. 1. Перибронхиальная инфильтрация полиморфноклеточными клетками, включая эозинофилы. Фиксация: 10 % нейтральный формалин. Окраска: гематоксилини Майера
и озин. Ув.: об. 40, ок. 10

При изучении ГГНС было выявлено, что с увеличением длительности эксперимента (через 14-22 суток) отмечалась резкая функциональная активация нонаптидергических нейросекреторных клеток (НСК). Это выражалось в возрастании объемов ядер и ядрышек НСК (особенно «светлых» функционально активных элементов). При этом увеличивалось относительное содержание пикноморфных и дистрофически измененных НСК в составе исследованных ядер гипоталамуса. В цитоплазме НСК и их аксонов на этом этапе регистрируются крупные аутофагосомы и липидные капли. Большое количество липосом определяется и в питуицитах задней доли гипофиза. Митохондрии набухают и вакуолизируются. Данные ультраструктурные изменения нами расценены как показатель локального внутриклеточного повреждения цитоплазмы НСК, развивающегося в состоянии их функционального напряжения.

При проведении морфометрического анализа состояния аксонов НСК на уровне нейрогипофиза оценивалось соотношение количества пептидергических секреторных гранул к числу «пустых» пузырьков (секреторные гранулы в состоянии опустошения). Обнаружено, что у мышей экспериментальной группы происходит значительное накопление заполненных нейропептидами гранул на уровне аксовазальных контактов нейрогипофиза (рис. 2). Все это свидетельствует о депонировании нейросекрета и задержке (блокировке) его высвобождения в общий кровоток. Последнее является признаком «изнашивания» системы и ограничения ее адаптивных возможностей.

Полученные результаты соответствуют современным представлениям о роли гипоталамической нонапептидергической нейроэндокринной системы (ГГНС) в поддержании тканевого и клеточного гомеостаза, обеспечении процессов адаптации и компенсации нарушенных функций различных органов висцеральных систем [1, 7, 8]. При этом в нашей работе в условиях создания экспериментальной модели бронхиальной астмы активация ГГНС происходит на фоне разбалансировки процессов продукции и высвобождения гуморальных факторов центрального звена нейроэдокринной регуляции, что, безусловно, приводит к дефициту данных адаптивных нейрогормонов в общем кровотоке.

При анализе клеточных особенностей аденогипофиза были получены данные об активации цитофизиологических процессов у кортикотропоцитов, проявляющейся в усиленном накоплении в них секреторных гранул, гипертрофией комплекса Гольджи и канальцев эндоплазматического ретикулума.

Рис. 2. Блокировка высвобождения секреторных гранул в аксонах нейросекреторных клеток
гипоталамуса Ув. х 28000

Существенно, что усиление активности кортикотропоцитов у данных животных не только не сопровождается адекватной реакцией соответствующих зон надпочечников, но, напротив, они протекали на фоне морфологической редукции органа ГГАКС: отмечалось достоверное уменьшение протяженности клубочковой и особенно пучковой зон, при отсутствии существенных изменений сетчатой зоны. Иными словами, будучи эффекторным звеном ГГАКС, надпочечники не проявили структурных особенностей, свидетельствующих об их усилении функционирования, несмотря на очевидное возрастание активности кортикотропоцитов, продуцирующих АКТГ. Такое положение может свидетельствовать либо о затруднении выведения кортикотропина из аденогипофиза в общий кровоток, либо о потере чувствительности кортикоцитами надпочечников к аденогипофизарному влиянию, либо о сочетании обоих механизмов. Выявленные нами изменения в надпочечниках означают явное нарушение функционирования ГГАКС у мышей (особенно в отдаленные сроки наблюдений). В нашей работе мы не производили параллельного исследования содержания основных гормонов системы гипофизарно-надпочечникого взаимодействия, тем не менее, морфологические признаки указывают на редукцию и недостаточную функциональную активность эффекторного органа ГГАКС, с вероятным снижением глюкокортикоидов в кровотоке испытуемых животных и снижения их противовоспалительного эффекта на органы бронхолегочной системы.

Оценивая морфологическое состояние крупноклеточных ядер гипоталамуса и структур гипофиза у мышей, получавших баролечение, мы также отмечали усиление секреторной активности ГГНС и кортикотропоцитов аденогипофиза. Это проявлялось в увеличении размеров ядер и ядрышек «светлых» НСК, как супраоптических так и паравентрикулярных ядер гипоталамуса, набухании митохондрий, расширении канальцев эндоплазматического ретикулума и цистерн комплекса Гольджи. В нейрогипофизе отмечается выраженное (в 5 раз по сравнению с нелеченными животными) уменьшение содержания нейросекреторного материала в терминалях аксонов НСК, расширение синусоидных капилляров, увеличение числа фенестр эндотелиоцитов. Аксоны резко расширены и имеют просветленную цитоплазму, характерным является увеличение количества «пустых» пузырьков («остаточных гранул»). Вместе с тем следует контатировать, что доля элементарных гранул остается повышенной, относительно интактных мышей (табл. 1).

Таблица 1

Соотношение количества пептидергических гранул к количеству пустых пузырьков в терминалях аксонов нейросекреторных клеток гипоталамуса
(в %) у мышей

Мыши с экспериментальной бронхиальной астмой без баролечения

Мыши с экспериментальной астмой, получившие баротерапию

Примечание: использование сетки (палетки) на электроннограмме при снятии морфометрических параметров по А.С. Якубов, В.А. Кац, 1984.

Для кортикотропоцитов аденогипофиза у описываемых животных мы также получили данные, свидетельствующие об их активации. Клетки увеличиваются в размерах, становятся более отростчатыми. У них гипертрофируются комплекс Гольджи, канальцы эндоплазматической сети, митохондрии. Секреторные гранулы с характерной электронноплотной сердцевиной локализуются как в области пластинчатого комплекса Гольджи, так и линейно вблизи плазматической мембраны. Количество секреторных гранул у данных мышей по сравнению с нелеченными животными уменьшается, что свидетельствует об активной экструзии секреторного материала.

У этой группы экспериментальных животных, по данным морфометрического анализа, установлено возрастание функционирования коры надпочечников не только по сравнению с нелеченными мышами, но и по сравнению с интактными животрными. Увеличивается протяженность клубочковой и пучковой зон коры надпочечников (табл. 2). Эти наблюдения свидетельствуют о том, что в условиях гипобаротерапии происходит выраженная активизация ГГАКС как в части синтеза гормонов, так и в части их выведения в кровь с последующим усилением стероидогенеза в кортикоцитах надпочечников.

Таблица 2

Протяженность (мкм) зон коры надпочечников
у экспериментальных животных

Интактные мыши (контроль)

Мыши с моделью астмы без баротерапии

Мыши с моделью астмы, получившие баролечение

Бароадаптация вызывает в определенной степени понижение воспалительных реакций в бронхолегочной системе мышей. Данный метод коррекции умеряет сосудистую реакцию и эктравазацию плазмы, предотвращая деструктивные изменения в клетках и тканях. При этом величина периваскулярных полиморфно-клеточных, плазмоцитарных инфильтратов уменьшается, хотя и не ликвидируется полностью. Важно отметить, что в этих условиях в слизистой оболочке бронхов отмечается тенденция к уменьшению суммарного числа эозинофильных лейкоцитов (табл. 3).

Анализируя полученные нами результаты исследования, мы можем сделать определенное заключение о том, что воспроизведение модели экспериментальной бронхиальной астмы с развитием персистирующего аллергического воспаления в бронхах, происходит на фоне нарушений адаптивных реакций двух важнейших регуляторных систем: ГГНС и ГГАКС, а именно на фоне разбалансировки процессов продукции и высвобождения нейросекрета в крупноклеточных ядрах гипоталамуса, а также на фоне признаков морфологической редукции коры надпочечников, несмотря на явное усиление активности кортикотропоцитов. Более того, мы берем на себя ответственность утверждать, что сами эти нарушения представляют собой значимые патогенетические механизмы в развитии экспериментальной бронхиальной астмы.

Таблица 3

Плотность эозинофилов в собственной пластинке слизистой оболочки внутрилегочных бронхов

Мыши с экспериментальной астмой без баролечения

Мыши с экспериментальной астмой, получившие баролечение

Лечение животных в условиях гипобарокамеры приводило к регрессии ультраструктурных признаков повреждения аксонов НСК, наблюдаемых у нелеченных мышей. Это проявляется в том, что соотношение количества пептидергических гранул и «пустых» пузырьков приближается к таковому, характерному для интактных мышей. Этот показатель важен, ибо он свидетельствует об установлении в ГГНС адекватных условий для процессов синтеза нейрогормонов (как в части продукции, так и в высвобождении).

При воздействии ПГГС установлено возрастание функционирования коры надпочечников не только по сравнению с нелеченными мышами, но и по сравнению с интактными животными. Увеличивается протяженность клубочковой и пучковой зон коры надпочечников. Эти наблюдения свидетельствуют о том, что в условиях гипобаротерапии происходит выраженная активация ГГАКС как в части синтеза гормонов, так и в части их выведения в кровь с последующим усилением стероидогенеза в кортикоцитах надпочечников.

Таким образом, воздействие прерывистой гипоксической стимуляции приводило у экспериментальных животных не только к уменьшению степени эозинофильной воспалительной реакции в слизистой бронхов, регрессии активации органов иммунной системы, но и нормализации функционирования основных регуляторных нейроэндокринных систем.

Список литературы

Акмаев И.Г., Гриневич В.В. Нейроиммуноэндокринология гипоталамуса - М.: Медицина, 2003. - 165 с.
Вытрищак В.В. Эндокринные и иммунные аспекты формирования клинических вариантов бронхиальной астмы, возможности рациональной терапии: дис. . д-ра мед. наук. - 1993.
Патоморфологические изменения гипоталамо-гипофизарно-надпочечниковой системы у больных бронхиальной астмой, погибших в астматическом статусе / А.А. Григоренко, С.А. Степанов, Н.Л. Ушакова, И.Ю. Макаров, С.Н. Рощин, О.П. Чижиков // Архив патологии. - 2002. - №2. - С. 7-10.
Ландышев Ю.С. Бронхиальная астма: (нейроэндокринная система, иммунитет, клиника, диагностика, лечение) // М-во здравоохранения и соц. развития Рос. Федерации, Гос. образоват. учреждение высш. проф. образования Амур. гос. мед. акад. - Благовещенск: Изд-во АГМА, 2006. - 169 с.
Лев Н.С. Нейропептиды и другие нейрогуморальные регуляторы в патогенезе бронхиальной астмы у детей // Российский вестник перинатологии и педиатрии. - 2000. - №2. - С. 19-23.
Мишук В.П., Ландышев Ю.С. Суточные ритмы эндокринной и дыхательной систем у больных бронхиальной астмой. - Благовещенск: Амурская государственная медицинская академия. - 2005. - 112 с.
Поленов А.Л. Прямое действие гипоталамических нонапептидных нейрогормонов (ННГ) на секреторную функцию эндокринных желез // Нейробиологические аспекты современной эндокринологии. - 1991. - C. 45-46.
Стадников А.А. Роль гипоталамических нейропептидов во взаимодействиях про- и эукариот: структурно-функциональные аспекты. - Екаринбург: УрО РАН, 2001. - 243 с.
Buske-Kirschbaum А. Kristin von Auer, Silke Krieger, Stefan Weis Blunted Cortisol Responses to Psychosocial Stress in Asthmatic Children: A General Feature of Atopic Disease? // Psychosomatic Medicine - 2003. - №65. - P. 806-810.
Corticotropin-releasing hormone deficiency allergen-induced airway inflammation in a mouse model of asthma / E.S. Silverman, D.T. Breault, J. Vallone, S. Subramanian, A.D. Yilmaz, S. Mathew // J Allergy Clin Immunol. - 2004. - Oct; 114(4). - P. 747-754.

Рецензенты:

Железнов Л.М., д.м.н., профессор, зав. кафедрой анатомии человека ГОУ ВПО «Оренбургская государственная медицинская академия» Минздравсоцразвития России, г. Оренбург;

Молдавская А.А., д.м.н., профессор кафедры анатомии человека Астраханской государственной медицинской академии, г. Астрахань.

Вегетативная дисфункция после легкой травмы головного мозга.

Термин «сотрясение мозга» является синонимом "мягкой черепно- мозговой травмы" ( mTBI ) , однако клиницисты могут использовать термин «сотрясение мозга» для описания случаев, когда индивид испытывает переходные изменения психического состояния от травмы головы, связанной со спортом, тогда как mTBI используется в общем медицинском контексте. В целом, такие термины, как "сотрясение мозга", "легкая травма головы" "мягкая черепно-мозговая травма", часто используются взаимозаменяемо для описания самого физического повреждения, а также его немедленных и поздних симптоматических последствий. Когда симптомы сотрясения мозга сохраняются до трех месяцев, то совокупность этих симптомов может быть охарактеризована, как "постконтактный синдром".

Черепно- мозговая травма может быть диагностирована и классифицирована как легкая , умеренная или тяжелая и основывается на определенных критериях, включая продолжительность потери сознания, посттравматическую амнезию и шкалу Глазго (GCS). "Мягкая черепно-мозговая травма" определяется как травма по шкале комы Глазго на уровне 13-15 баллов , с потерей сознания менее 30 мин и посттравматической амнезией менее 24 ч. Умеренная TBI определяется как травма головы с оценкой GCS 9-12, а тяжелую TBI как показатель GCS - 8 или ниже.

Термин «легкая травматическая черепно-мозговая травма» может вводить в заблуждение, поскольку он включает в себя ряд проявлений от умеренных симптомов до постоянной инвалидности.

У большинства людей mTBI не связана с макроскопическими аномалиями, которые можно обнаружить при визуализации мозга. Диффузное повреждение аксонов является первичным патологическим признаком всех видов черепно-мозговой травмы, которые можно наблюдать на КТ или МРТ и диагностировать с помощью петехиальных кровоизлияний. Повреждение мозга может возникать как в связи с "контактными силами" , так и с быстрыми "движениями мозга" во время черепно- мозговой травмы ( ускорения / замедления).

Мягкая черепно- мозговая травма приводит к "созвездию" соматических; неврологических; психических , в частности, когнитивных; сенсорных , например, зрительных; эмоциональных ( тревога, депрессия , апатия ) и связанных со сном нарушений. В некоторых случаях симптомы могут сохраняться от нескольких минут до дней, недель, месяцев или даже дольше. Симптомы сотрясения обычно полностью разрешаются, однако приблизительно у 15% больных они фиксируются на длительный срок.

Неврологические симптомы включают в себя: головную боль, головокружение, измененнную походку, тошноту, рвоту, светобоязнь, беспокойство и усталость.

Пациент с mTBI, может демонстрировать и психические расстройства, замедленное мышление, дефицит концентрации внимания , нарушение памяти, раздражительность и депрессию.

Даже легкая черепно-мозговая травма (mTBI) представляет собой сложный патофизиологический процесс, который оказывает системное воздействие на организм, кроме некоторого ухудшения когнитивной функции. Было обнаружено, что дисфункция автономной ( вегетативной) нервной системы (ANS) вызывает нарушения в системах всего организма и может способствовать сердечно-сосудистой патологии.

Патогенез сотрясения мозга на молекулярном уровне включает: изменения проницаемости клеточной мембраны, нарушение регулирования переноса ионов, высвобождение нейротрансмиттеров, изменение клеточный метаболизм и мозгового кровотока. Отмечается высвобождение возбуждающих нейротрансмиттеров, что приводит к распространенной нейронной деполяризации и ионным дисбалансам и ведет к усилению активности аденозинтрифосфатзависимых натриево-калиевых насосов и увеличению потребности к клеточной глюкозе. После первоначального периода гиперметаболизма митохондриальная дисфункция приводит к снижению использования глюкозы и гипометаболизму. У пациентов с черепно-мозговой травмой наблюдается нарушение мозгового кровотока, а церебральная гипоперфузия приводит к дальнейшему повреждению мозга.

Дисфункция вегетативной нервной системы при черепно-мозговой травме

Центральная автономная ( вегетативная) сеть представляет собой сложную нейронную сеть центральной нервной системы (ЦНС), включающую в себя: кору головного мозга (островные и медиальные префронтальные области), амигдалу, концевые стрии, гипоталамус и "центры головного мозга" (периакустическое серое, парабрахиальные ядра моста , ядро солитарного тракта и промежуточная ретикулярная зона мозгового вещества). Изучена связь между префронтальной корой головного мозга ( лобная кора может модулировать активность блуждающего нерва и "миогенный тон" сердца ), и считается, что амигадала является основным эфферентным источником модуляции вегетативных, эндокринных и сердечно-сосудистых реакций.

Вегетативная нервная система имеет два отдела: симпатическая нервная система (SNS) и парасимпатическая нервная система (PNS). Симпатическая нервная система (SNS) преимущественно участвует в регуляции деятельности сердца и сосудов и активируется в условиях «борьбы или полета», а парасимпатическая нервная система (PNS) оказывает меньшее влияние на периферическую сосудистую сеть и активна в условиях покоя.

Постганглионарные симпатические волокна иннервируют предсердия, желудочки и коронарные артерии из шейных ганглиев . а верхние, средние и нижние системы иннервации сердца на уровне TI-T4. Стимуляция симпатических волокон вызывает учащение частоты сердечных сокращений, усиление сократимости миокарда и коронарную вазодилатацию.

Вегетативная нервная система функционирует без сознательного ( произвольного ) контроля. Реакция «борьбы или бегства» симпатической системы - это реакция всего организма, которая включает высвобождение адреналина и норэпинефрина ( норадреналина ) из мозгового вещества надпочечника, а также широко распространенное сосудосуживающее действие ( эффект) в организме. С другой стороны, парасимпатическая нервная система снижает частоту сердечных сокращений, что помогает экономить энергию в условиях покоя. Вегетативная нервная система (ANS ) не только участвует в сосудистой и сердечной регуляции, но и иннервирует сердечную мышцу, гладкие мышцы и различные эндокринные и экзокринные железы, что влияет на активность большинства тканей и систем органов. Регуляция артериального давления, желудочно-кишечных реакций, сокращение мочевого пузыря, фокусировка зрения и терморегуляция контролируются ANS.

Обнаружено, что дисфункция в вегетативной системе является основным фактором симптоматики при TBI, в том числе в mTBI. Системные осложнения после TBI могут возникать из-за "нейрогенных причин", большого выделения катехоламинов и воспалительного ответа на травму. Неудивительно, что последствия травмы головы могут вызывать аритмии, ишемию или инфаркт миокарда. В общем, черепно-мозговая травма может вызывать различные системные аномалии, начиная от повышенной симпатической активности, приводящей к депрессии ( угнетению) иммунной системы. Здесь , возможны, и эндокринные нарушения , а также патология оси гипоталамо-гипофизарно - надпочечниковой системы. Было обнаружено, что автономная дисфункция, которая также известна как "dysautonomia", коррелирует у пациентов с синдромом раздраженной толстой кишки. Были также обнаружены корреляции между активностью вегетативной нервной системы и депрессией, а также другими психическими расстройствами, например, тревожного спектра.

Показано, что наличие вегетативной дисфункции коррелирует с увеличением заболеваемости и смертности при умеренной и тяжелой черепно- мозговой травмы. Так, например, снижение чувствительности барорефлекса, одного из параметров активности ANS, коррелирует с повышенным риском сердечных осложнений, в том числе повышенным риском возникновения артериальной гипертонии . Возбуждение вегетативной нервной системы и еее дисбаланс, проявляющийся либо усиленной активности симпатической, либо сниженной вагусной активности, могут приводить к желудочковой тахиаритмии и внезапной "сердечной смерти". Пациенты с умеренной и тяжелой черепно-мозговой травмой, у которых имеет место вегетативная дисфункция, демонстрируют более длительную продолжительность посттравматической амнезии, отличаютчся более длительными госпитализациями в больницу , а общество несет более высокие расходы на здравоохранение, касающееся последствий черепно - мозговой травмы.

Среди доступных неинвазивных методов оценки вегетативного статуса обычно используется измерение вариабельности сердечного ритма. Изменчивость сердечного ритма - неинвазивный электрокардиографический маркер, отражающий активность симпатических и вагусных компонентов ANS на синусовом узле сердца. Этот показатель выражает общее количество изменений, как "мгновенной частоты" сердечных сокращений, так и интервалов RR (интервалы между QRS-комплексами деполяризации нормального синуса). Таким образом , вариабельность сердечного ритма позволяет анализировать вегетативную функцию тонической основы. Запись вариабельности сердечного ритма обычно может проводится на основе 24-часового монитора Холтера или в более короткие периоды от 0,5 до 5 мин.

Известны и другие методы , которые изучали связь между сотрясением мозга и вегетативной дисфункцией, включая измерения светового рефлекса зрачка, артериальной пульсовой волны (APW), давления глазного яблока, а также оценки нагрузочных тестов. Исследования показали, что зрачковый световой рефлекс замедлен при легкой черепно-мозговой травме, поскольку было обнаружено уменьшение средней скорости сужения зрачков и средней скорости дилатации по сравнению с контролем. Артериальная пульсовая волна (APW) имеет четкую морфологию, контуры которой отражают динамику сердечной функции и периферического сосудистого тонуса в результате контроля симпатической нервной системы ( в группе больных, перенесших черепно-мозговую травму наблюдалось увеличение "жесткости" периферической артерии.

Учитывая исследования, свидетельствующие о сохранении вегетативной дисфункции после симптоматического разрешения сотрясений мозга , необходимы дальнейшая работа с целью создания протоколов терапии и реабилитации больных, перенесших черепно-мозговую травму.

Лечение

Лечение пациентов с последствиями mTBI должно сопровождаться "физическим и когнитивным отдыхом", так как около 80-85% пациентов с сотрясением восстанавливаются до своего первоначального неврологического уровня в течение 1-2 недель при таком лечении. Обычно после периода покоя , рекомендуется легкая аэробная деятельность, несложные спортивные упражнения, бесконтактные тренировочными упражнениями.

Пациенты, которые не восстанавливаются спустя после трех месяцев от черепно-мозговой травмы , классифицируются как имеющие постконтактный синдром (PCS), который поражает около 15% пациентов. Симптомы этого синдрома включают в себя : постоянные головные боли, депрессию, плохую концентрацию внимания, головокружение, дисбаланс положения тела и усталость. Факторы риска для развития PCS включают преморбидные нейропсихиатрические расстройства , предшествующие головные боли, особенно, по типу мигрени, женский пол и более молодой возраст. Подобно сотрясению мозга, PCS представляет собой клинический диагноз без диагностического биомаркера или результатов нейровизуализации ( пациентам обычно рекомендуется продолжать физический и когнитивный отдых).

Читайте также: